|
02 июля
Святитель Иоанн
Шанхайский и Сан-Францисский
17.06.1896 г. – 02.07.1966+
г. "Святой аскет вселенского
значения". Это слово об архиепископе Иоанне само собой вышло из уст
одного из ближайших к нему священников, когда владыки не стало на
земле.
Многие ли о нем знают на
родине, в России? А в мире тысячи людей почитают его как великого
праведника.
При жизни он молился обо
всех, кто нуждался в помощи, по убеждению, что «перед Богом все люди
равны», и сила его молитвы свидетельствовала об истине Православия.
Владыка никогда не разделял экуменических взглядов, и вообще, был
очень строг в отношении всего, что касалось канонических правил,
однако с благодарностью за молитвенную помощь к нему в храм
приходили люди разных исповеданий, было и немало случаев перехода в
Православие.
Один католический
священник, француз, исчерпав аргументы на проповеди, обращенной к
молодежи, воскликнул однажды: «Вы требуете доказательств, вы
говорите, что сейчас нет ни чудес, ни святых. Зачем же мне давать
вам теоретические доказательства, когда сегодня по улицам Парижа
ходит святой – Saint Jean Pieds–Nus (Святой Иоанн Босой)!»
На фотографиях владыка
Иоанн часто выглядел невзрачно, то есть совершенно по-монашески:
сутулая фигурка, беспорядочно распущенные по плечам темные волосы с
проседью. При жизни он к тому же прихрамывал и имел дефект речи,
затруднявший общение. Но все это не имело ровно никакого значения
для тех, кому пришлось опытно удостовериться в том, что в духовном
отношении он был явлением совершенно исключительным – подвижником по
образу святых первых веков христианства.
Память о Шанхае
Мечта о настоящем духовном
отце для верующего человека, наверное, одна из самых заветных, –
так, чтобы вздох или набежавшие слезы могли тут же отозваться «на
том конце провода» внутренней, молитвенной связи. Именно таким отцом
с открытым слухом, с «сотней антенн на все стороны», был для своей
паствы в эмиграции архиепископ Иоанн Шанхайский, «Владыченка», как
называли они его между собой.
Русской диаспоре в Китае, в
годы после революции, досталось лихо: неустроенность, крайняя
дороговизна, – с большим трудом можно было снять комнату, не говоря
уже о квартире, – постоянная и острая нехватка средств, одиночество
в чужой стране, тоска и порой просто отчаяние.
Церковь, свой православный
храм, была для многих из них той единственной «родиной», которая у
них осталась. И вот, в тех условиях, когда страшно было заглянуть в
завтрашний день, владыка Иоанн стал центром, объединявшим их всех и
помогавшим им выстоять. Видимо, промыслительно было то, что среди
исключительных скорбей людям дано было видеть настоящее чудо.
…1945-ый год. Во
французском госпитале плачет, мечется в агонии тяжелораненая, просит
пригласить владыку, чтобы он исповедовал ее в последний раз.
Сбежавшиеся на крики санитары и врачи пытаются объяснить, что
вызвать епископа невозможно: военное время, госпиталь закрыт на
ночь, на улице буря – проливной дождь и шквальный ветер. А та
продолжает звать его, своего духовного отца. И, вот, под раскаты
грома совершенно мокрый входит в палату владыка Иоанн, и на ходу
успокаивает ее: «не призрак я, а самая что ни на есть реальность».
После причастия больная проспала 18 часов, а затем пошла на
поправку. Под подушкой, в удостоверение того, что владыка
действительно приходил, обнаружила она 20-ти долларовую банкноту,
оставленную им в счет уплаты долга, накопившегося за лечение.
Рассказу ее тогда персонал так и не поверил, хотя владыку видела и
ее соседка по палате, но несколько лет спустя действительность этого
эпизода подтвердил он сам.
Можно было бы отнести этот
случай на счет совпадений, если бы подобные свидетельства не
исчислялись десятками.
1948 год. В больнице
русского Православного братства умирающий больной умоляет сестру
срочно позвонить владыке Иоанну, а связи нет – линия повреждена
из-за начавшегося тайфуна. Однако примерно через полчаса слышен стук
в ворота. На вопрос: «Кто?» в ответ раздается: «Я – владыка Иоанн,
меня зовут сюда, меня здесь ждут».
Среди многочисленных
свидетельств тех лет есть и рассказ о молитве владыки за одного
тяжелобольного с Хаилаи. Состояние его было признано безнадежным, и
дежурившие в отделении католические сестры с минуту на минуту
ожидали конца, но вскоре обнаружили его сидящим на постели. Вопрос
больного, что за священник был у него только что и молился за него,
остался без ответа. Когда же после выписки этот человек обошел все
католические храмы и не нашел того, кого искал, ему, все же,
помогли, подсказав, что надо зайти в русскую церковь, где служит
«православный епископ, своего рода Христа ради юродивый».
Мнение о «юродстве» владыки
Иоанна поддерживалось тем, что облик его мало соответствовал
высокому сану: одежду он носил самую простую и в любую погоду
обходился легкими сандалиями, а когда случалось, что и эта условная
обувь переходила кому-нибудь из нищих, привычно оставался босиком.
При этом бедным он помогал непрестанно, раздавая хлеб, деньги, и с
тем же постоянством подбирал в переулках, среди трущоб, беспризорных
детей, для которых им был основан приют в честь святителя Тихона
Задонского. Не имея ничего, для сотен и тысяч людей он стал
неутомимым жертвователем: Господь подавал ему все необходимое.
Только самые близкие знали,
насколько строгий, аскетический образ жизни ведет их владыка. Пищу
он принимал обычно лишь раз в день в самом ограниченном количестве,
а спал всего пару часов, сидя или согнувшись на полу перед иконами,
где его иногда заставал в таком положении келейник. Кроватью не
пользовался никогда. Такая аскетическая практика известна, однако
является исключительно редкой.
И при такой
требовательности к себе, для паствы владыка Иоанн оставался
добрейшим, терпеливейшим духовником. Аскеза была делом внутренним,
настолько сокровенным, что у тех, кто видел его впервые, возникали
самые простодушные мысли на его счет: «Какой удивительный иерарх, и
к тому же юродивый во Христе!», но в ту же секунду ответом на
«сердечное умиление» был поворот головы и проницательная улыбка
«блаженного иерарха». – В прозорливости владыки обычно убеждались
тогда, когда он обнаруживал детальное знание обстоятельств людей,
прежде с ним не знакомых, еще до того, как ему был задан вопрос, сам
называл имена тех, о ком его собирались попросить помолиться, или
без всякого смущения отвечал на обращение к нему в мыслях.
Если и была с его стороны
строгость, то лишь в отношении того, что касается правильного
исповедания основ вероучения, сохранения церковной традиции и
благоговейного отношения к святыне. На протяжении многих лет владыка
последовательно защищал, например, юлианский календарь, запрещал
своему клиру участвовать во «всехристианских» богослужениях в виду
их канонической сомнительности, и среди прочего имел обычай не
допускать до креста и икон дам с помадой на губах. Впрочем, с этой
модой его прихожанки расставались легко. Правила наружного поведения
в храме не тяготили: там, где все соединяла любовь, у всякой вещи
было свое место.
«Монах с рождения»
В сведениях о ранних годах
архиепископа Иоанна найдется немало того, в чем
можно усмотреть «прообраз» его служения в будущем. Среди известных
представителей его семьи, – а вышел он из малороссийского
дворянского рода Максимовичей, – был святитель Иоанн Тобольский.
В Харькове, на родине
владыки Иоанна, был отмечен особым почитанием Мелетий (Леонтович),
оставивший пример строгого аскетизма и молитвенного бдения.
Примечательно и то, что еще в годы учебы в университете, будучи
студентом юридического факультета, он обратил на себя внимание
митрополита Антония (Храповицкого), принявшего его под свое духовное
окормление.
Но и при подобных
«слагаемых» не всякому дано стать тем, кем стал владыка Иоанн. Его
избрание определялось, прежде всего, самим его устроением.
Болезненный и тихий с детских лет, он не любил суеты, и шумным играм
предпочитал чтение исторических книг, житийной литературы. Особую
радость доставляли ему и паломничества в Святогорский монастырь,
расположенный в нескольких верстах от имения Максимовичей, на берегу
Северного Донца. Впечатления от духа и самого уклада монастырской
жизни производили на него такое действие, что из игрушечных
крепостей он устраивал монастырские ограды, а солдатиков переодевал
в монахов. Знавшие его люди говорили, что «монахом он был с
детства».
По воле родителей, – с их
мнением он серьезно считался всю жизнь, – прежде духовного он
получил светское образование: в Полтавском кадетском корпусе, а
затем – в Харьковском университете. Однако это не изменило его
настроя. В 1934 г. в одной из проповедей владыка сказал как-то, что
«с самых первых лет, как начал осознавать себя, захотел служить
праведности и Истине».
После революции, в 1921-м,
семья Максимовичей эмигрировала в Белград, и тогда он смог избрать
направление, соответственно внутреннему складу, став студентом
богословского факультета. Из рук владыки Антония (Храповицкого) в
1926 г. принял он монашеский постриг с именем Иоанн в честь своего
дальнего родственника – святителя Иоанна Тобольского, и почти десять
лет посвятил преподаванию и духовному окормлению учащихся Сербской
государственной высшей школы и семинарии в честь апостола Иоанна
Богослова в Битоле.
Для семинарии он был
настоящим приобретением: его забота об учениках простиралась за
рамки учебного процесса. В семинарии вскоре обнаружили, что о.
Иоанн, имевший привычку бодрствовать по ночам, в перерывах между
молитвой, обходил общежитие, поправляя одеяла и подушки своих
воспитанников; и семинаристы отзывались на его доброту искренней
привязанностью.
Скромность иеромонаха
Иоанна была такова, что когда в 1934 г. митрополит Антоний решил
возвести его в сан епископа, он подумал, что его вызвали в Белград
по ошибке, перепутав с кем-то другим, а когда оказалось, что письмо
предназначено ему, пытался отказаться от сана, ссылаясь на проблемы
с дикцией. Но владыка Антоний нисколько не сомневался в своем
выборе, и, направляя его на Восток, писал правящему архиерею: «…как
мою собственную душу, как мое сердце, посылаю вам епископа Иоанна.
Этот маленький тщедушный человек, с виду почти ребенок, – на деле
зерцало аскетической твердости и строгости в наше время всеобщего
духовного расслабления».
Так он оказался в Шанхае,
где прослужил почти двадцать лет. Случаи исцелений, изгнания
нечистых духов, помощи в тяжелых обстоятельствах, совершившиеся в
Китае по молитвам владыки Иоанна, с годами составили значительную
часть подробного жизнеописания, составленного братством преп.
Германа Аляскинского.
«Святитель Запада»
 Для
большинства почитателей владыки он и по сей день остается «Иоанном
Шанхайским», однако «право на участие в его титуле» могли бы
оспаривать, помимо Сан-Франциско, где прошли последние годы его
служения, Франция и Голландия: в обеих странах Православная Церковь
была принята им под свой омофор. Но все по порядку…
В 1946 г. владыка Иоанн был
возведен в сан архиепископа. Под его окормлением оказались все
русские, жившие в Китае. С приходом коммунистов владыка организовал
эвакуацию своей паствы на Филиппины, а оттуда – в Америку.
Заслуживает упоминания и его усердие: разрешение на въезд для
русских беженцев в Штаты он исходатайствовал буквально «приступом»,
сутками напролет дежуря у дверей кабинетов, терпеливо дожидаясь
приема чиновников. Тогда же из Шанхая на Запад был эвакуирован и
основанный им детский приют, через который в общей сложности прошло
3500 детей.
В 1951 г. владыку Иоанна
назначили правящим архиереем Западноевропейского экзархата Русской
Зарубежной Церкви. Чем были заполнены эти годы? – На его плечи легли
дела по управлению Русской зарубежной Церковью и помощь православным
церквям во Франции и в Нидерландах. В те годы владыка Иоанн проделал
и огромную работу по установлению канонических оснований для
почитания в Православии древних западных святых, живших до отделения
католической церкви, однако не включенных в православные календари:
собирал сведения, свидетельства о помощи, иконы. При этом он, как и
прежде, служил (На протяжении многих лет он имел правило каждый день
служить литургию, а если не было возможности, – принимать Святые
Дары.)
В Париже, где цены за
аренду превышали возможности прихода, помещением для храма послужил
обычный гараж. «Церковь в гараже» стала любимым приходом для
русских, приезжавших на службы со всех концов города и из
пригородов. Особым покровительством владыки пользовался и
перебравшийся к тому времени во Францию Леснинский монастырь,
основанный когда-то по благословению двух великих старцев – преп.
Амвросия Оптинского и св. прав. Иоанна Кронштадсткого.
Для своих духовных
воспитанников владыка оставался тем же, кем был прежде – другом,
молитвенником, к которому можно было обратиться за помощью в любой
день и час. Поражала его доступность, совершенная непритязательность
и забвение себя ради других. В Европе архиепископа Иоанна признавали
человеком святой жизни, так что и католические священники обращались
к нему с просьбой помолиться за больных.
А на склоне лет его ожидало
новое церковное «послушание». По ходатайству
тысяч русских, знавших владыку по Шанхаю, его перевели в самый
крупный кафедральный приход Русской Зарубежной Церкви, в
Сан-Франциско.
Ситуация внутри русской
общины в тот период сложилась непростая; в нем видели единственного
пастыря, способного восстановить мир, и этот последний отрезок
оказался для владыки в полном смысле «крестным». К обычным
обязанностям прибавились хлопоты, связанные с возведением
кафедрального собора в честь иконы «Всех Скорбящих Радосте» и забота
о пастве в условиях, когда жизнь по «законам мира» проникла и в
церковную ограду, стремясь вытеснить нормы христианской этики.
Тяжелым испытанием для
владыки Иоанна стал, например, следующий эпизод: как-то в канун дня
памяти св. прав. Иоанна Кронштадтского часть его прихода оказалась
вовлеченной в празднование американского «Хэллоуина», и тогда, к
полному изумлению и стыду участников, владыка пришел на этот «бал»
и, не проронив ни слова, медленно обошел зал, заглядывая в лица.
 А
затем, будто весь ад восстал против него, – уже немолодого
архиепископа ожидал суд «перед внешними», на котором ему был
предъявлен иск в «сокрытии собранных на строительство собора
средств». В конечном итоге выдвинутые против него обвинения были
сняты, но тогда, во время процесса, особенно ясно проявилась еще
одна черта его духовного облика – детское незлобие, удивительно
мирное состояние, с которым он встречал выпады в свой адрес. Не
только во время следствия, но и после, в кругу близких, владыка
воздерживался от воздаяния «подобным», и на вопрос, кто был
виновником смуты, отвечал просто: «Диавол».
Удивительной была и кончина
архиепископа Иоанна. В тот день, 2 июля 1966 г., он служил литургию,
и еще долго, в общей сложности около трех часов, оставался в алтаре.
В материалах о его жизни и служении, собранных братством Св. Германа
Аляскинского, встречаются и свидетельства того, что владыка был,
по-видимому, извещен о своем скором исходе. Кончина его была
мгновенной. Он до последнего, по-монашески, оставался на ногах, и
умер в кресле, в своем кабинете.
У мощей архиепископа Иоанна
в Сан-Франциско поддерживается неугасимая
лампада, горит множество свечей. Теперь владыка Иоанн
предстательствует перед Господом за свою Православную Церковь и за
мир уже в Церкви Небесной, Торжествующей.
На адрес братства преп.
Германа Аляскинского из года в год приходят свидетельства о помощи
по молитвенному к нему обращению. А в курсах по агиологии о владыке
Иоанне уже рассказывают как о подвижнике, соединившем в себе
несколько образов служения: святителя-миссионера, богослова,
аскета-молитвенника, попечителя бедных и милостивого, прозорливого
старца.
В 2008 г. определением
Архиерейского Собора Русской Православной Церкви святитель
Шанхайский и Сан-Францисский Иоанн прославлен в лике общецерковных
святых, имя его включено в Месяцеслов Русской Православной Церкви.
Источник
|
